Пробуждение Башни. Том 2 - Екатерина Соллъх

Дэнель поднялся на ноги и подошёл к Хильдебергу. Что-то в этом человеке казалось ему странно знакомым, но он никак не мог вспомнить, что именно. Здесь их искать не буду, можно отсидеться, пока на улицах не появятся люди. Скорее всего, их преследователи решат, что они уехали на недавнем автобусе, и начнут обыскивать все остановки, попытаются вычислить, где именно они сошли. Скорее всего. Дэнель почувствовал, что падает, проваливается куда-то вниз. Ощущение было странным, он видел стоявшего перед ним Хильдеберга, стену дома у него за спиной, видел, как сыплются с неба чёрные крупинки снега – было уже совсем светло, и в то же время он падал. Его ноги стояли на асфальте и одновременно скользили куда-то вниз. Стало страшно. Это чёрное, то, во что он падал, затягивало его всё сильнее, зрение сузилось, теперь он мог различить только фигуру Хильдеберга, а стены тупика словно исчезли. Ниже. Дэнель протянул руку, пытаясь ухватиться хоть за что-то, он падал в черноту и ничем не мог остановить это падение. Рот раскрылся в безмолвном крике, что-то тёмное и вязкое поглотило его, забило лёгкие, обволокло тело. Он двигался, скользил куда-то вниз, падал. Мысли исчезли, как будто голову тоже наполнило это что-то. Ничего. Если я не остановлюсь, я не смогу вернуться. Остановись! Хотелось кричать, хотелось вырваться, но вязкое вещество не пускало, утягивало, мешало. Если он позволит, он не сможет больше дышать, никогда не вернётся обратно, исчезнет, растворившись в этой черноте. Но здесь так хорошо, спокойно, достаточно просто расслабиться, и больше не будет боли, воспоминаний, страданий. Вернись! Но ведь тогда забудется и всё хорошее, всё, что было важным, нужным. Исчезнут воспоминания о нём. И он не сможет снова к нему прикоснуться, никогда. Харальд! Я не хочу забывать, не его! Только не его! Я хочу жить, видеть его, прикасаться, не хочу иначе! Помоги мне! Тело не слушается, беспомощность, слабость – хочется кричать от отчаяния. Я так хочу вернуться! Чем дольше ты сопротивляешься, тем больше страдаешь, расслабься, позволь течению увлечь себя. Пожалуйста, спаси меня! Темнота сжимает грудь, давит, отвечая на попытки вырваться, проникает внутрь, разрывает на части. Успокойся, тебе не вернуться. Изгибаюсь и кричу, захлёбываясь темнотой. Вязкое ничто проникает в кровь, обжигает нервы, растекается под кожей. Мне больно, так больно! Сознание гаснет, тело безвольно плывёт в темноте. Я хочу вернуться. Не отпускай, позови меня! Харальд! Мне так плохо, так холодно, как тогда, в городе, когда тебя ещё не было. Прошу, не бросай меня. Харальд! Что-то тихое колеблет темноту, словно слово, произнесённое шёпотом. Тепло. Как будто кто-то коснулся руки. Нет, не кто-то – он. Тянусь из последних сил. Пожалуйста, не отпускай. Харальд! Улыбаюсь. Ты всё-таки пришёл. Как хорошо. Темнота обволакивает, заполняет, растворяет в себе. Тихо. Темно.

20

Харальд коснулся левой рукой забинтованного плеча. Благодаря обезболивающим рана не болела, он вообще не чувствовал правую руку. Только бы она не перестала работать. В палате было тихо, только гудели приборы, отмечающие его состояние. Полчаса назад приходил Рольф, сказал, что стрелявшего пока не нашли, и Зигфрид занимается проверкой алиби подозреваемых. Хайнриха тоже удалось отыскать под завалом, он сейчас лежит в соседней палате. Как-то странно, ведь будь он сам на его месте, всё расследование оказалось бы проваленным. И тогда ему лучше было бы не приходить в себя. Просто лежать и бездействовать – что может быть хуже? Как же надоело, но Альберт отказывается отпускать его. Сейчас он может только ждать, когда убийца сделает свой ход, – сегодня ночью, судя по положению капсул в блистере. Всего день, сможет ли он хотя бы встать на ноги к вечеру? Встать-то сможет, но толку от этого всё равно не будет. Харальд усмехнулся – исследования в области генетики и химерологии повлекли за собой расцвет медицины, изучение возможностей организма человека, позволило создать методики лечения и профилактики. Строго говоря, медицина в Империи была развита гораздо лучше, чем в Республике, единственное, кроме, разумеется, биологической смерти, что она не могла исправить или вылечить – это генетические мутации, наследство Последней Войны. В определённой степени, они все обязаны химерам – постоянные модификации, необходимость тестирования совместимости, совершенствование препаратов, всё это служило и обычным людям. Харальд сжал пальцы. Нет, не больно, совершенно.

– Вам больно, Харальд? – Альберт вошёл как всегда неслышно, бросил быстрый взгляд на показания приборов. – Чувствуете какой-то дискомфорт?

– Нет, вообще ничего не чувствую, – Харальд убрал руку с плеча.

– Это нормально, пришлось испробовать на вас одно новое сильное средство. Онемение пройдёт, и с рукой всё будет в порядке, вам повезло, что пуля не задела плечевое нервное сплетение.

– Когда я смогу уйти отсюда? – Харальд чуть приподнялся, попытался сесть. Ему уже надоело это однообразие и бездействие, хотелось скорее всё закончить, хотя он и понимал – сейчас от него ничего уже не зависит.

– Будь моя воля – не меньше, чем через месяц, но не думаю, что смогу удержать вас здесь, если что-то произойдёт. – Альберт покачал головой. На редкость упрямый пациент, но при этом достаточно выносливый и невезучий, чтобы быть великолепным материалом для исследования. Если уж ему не дали покопаться в химерах, этот чистокровный станет неплохой заменой, к тому же он не такой неженка, как большая часть военных.

– Как дела у Хайнриха? – Харальд сел, опершись спиной о подушку. Рольф рассказал ему мало, видимо, и сам ничего не знал, а жизнь офицера внутренней разведки была важна, особенно сейчас. Хотя, видимо, придётся всё же исключить его из расчётов – его делами сейчас занимается Зигфрид, а ведь у них не самые лучшие отношения. С другой стороны, с работой Хайнриха никто лучше него не справится.

– Не очень хорошо, но я бы не сказал, что совсем плохо. Хайнрих пока не приходил в сознание, у него были множественные переломы, внутреннее кровотечение, начавший развиваться синдром длительного сдавления, но он не сдаётся, старается выкарабкаться, так что шанс есть. У его мальчика дела хуже, он в коме, и я не могу гарантировать, что он из неё выйдет.

– Ясно, спасибо, доктор подполковник Мерниц. – Харальд нахмурился. Про мальчика он узнал от Зигфрида, значит, они были вместе? Плохо, очень плохо, Хайнрих ему был нужен, а сейчас, даже если он придёт в себя, он не сможет работать как надо. Если, конечно, мальчик для него хоть что-то значит. – Значит, договорились, до первого события?

– Вы всё шутите, штандартенфюрер, – Альберт вздохнул и начал записывать показания датчиков, – как человек и военный, я всё понимаю. Как врач – не одобряю. Вы всё равно всё сделаете по-своему, так что просто довожу до вашего сведения.

– Если я погибну из-за собственного упрямства, скажу, чтобы вас в моей смерти не винили, – Харальду с трудом удалось сохранить серьёзное выражение лица.

– Но если вы погибните, то как вы сможете… – Альберт недоумённо на него посмотрел, – а да, точно, ну раз скажете, тогда всё в порядке.

Когда доктор вышел, Харальд сполз по подушке. Ему было плохо, кружилась голова, во рту пересохло. Нет, это всё мелочи, сейчас нельзя отвлекаться на своё физическое состояние, пока есть время, надо подумать. Итак, кто это мог быть, а кто не мог. Посмотрим ещё раз первый список. Можно сразу исключить Хайнриха – он был под завалом, и Альберта Мерница – слишком много свидетелей, он всё время был в госпитале, из-за бомбардировки здесь много раненых. Так же под вопросом оказывается участие Зигфрида и Катарины – у них, скорее всего, нет доступа к снайперскому оружию, к тому же им было бы трудно просто поднять его, и они вряд ли умеют им пользоваться. В итоге из первого списка остались трое – Абелард, Глейпнир и Кернс. Из них в малом круге только Доргенберг. Значит, это тренер? Что ж, он подходит по всем критериям, это несомненно, только вот мотив – вот этого как раз и нет. Хотя его нет ни у кого. Химера, он должен быть на редкость циничным, чтобы вот так убивать своих сородичей. Стоп. Они же из другого поколения, а как относятся химеры к более сильным образцам? Возможно, с подозрением и даже завистью. Или нет? Не думаю, что дело в этом. Тогда в чём? Что могло заставить химеру, опытного бойца, уже много лет служащего Империи, предать своих собственных учеников? Не мог же он продаться Республике? Что они могли ему обещать? Свободу? Да они же первые отправят его на хирургический стол! Для них нет ничего ценнее работоспособного и свежего образца химеры, это он не может не понимать. Значит, не Республика. Тогда Пророк? Он собирается сместить Индиго, мог он пообещать свободу и равные права химерам? Вполне, и это даже могло не быть ложью, только вот правду порой можно вывернуть так, что она будет неотличима от лжи. Тогда он вполне может думать, что делает это ради всех, тем более, он уже не молод, а старых химер поздних поколений просто не существует – те немногие, кто дожил до сорока – сорока пяти куда-то исчезают, возможно, их просто утилизируют. Но он слишком умён, поэтому не мог не спросить, как убийство нескольких молодых солдат сможет спасти всех остальных. И правда, как? Это ведь как-то мешает планам Индиго, так что вполне может быть. Что ещё? Месть? Не мог он действовать один. Хотя почему не мог? Мог и очень даже. А ведь материалы по модификациям остались в кабинете, сейчас до них не добраться и не проверить, есть ли у него модификации умственных способностей. Допустим, он мог придумать это в одиночку, и реализовать тоже, тогда зачем это ему? Причины… причины есть у всего и всегда, надо только их найти. Почему-то кажется, что они лежат где-то на поверхности, но дотянуться никак не получается. Слишком всё сложно, слишком хорошо спланировано для того, чтобы быть порывом или безумием. Ладно, что если это не Глейпнир, кто ещё это мог быть? Любой, кто умеет пользоваться снайперкой и может без подозрений взять её. Во время атаки оружие выдавали быстро, по упрощённому протоколу, никаких записей не велось, из-за продолжающихся разборов завалов и сохраняющейся опасности повторного нападения, розданное оружие находится в руках солдат, выяснить, кто и откуда брал снайперские винтовки, почти невозможно. Кроме того, многие камеры были повреждены, записи утеряны. Убийца вполне мог выбирать позицию так, чтобы не попасть в зону, просматриваемую одной из оставшихся камер. Конечно, винтовки, способные стрелять на такое большое расстояние – не обычное оружие, их не так много, солдат, выдававший их, вполне мог запомнить, кому именно он их отдал, но скорее всего, он просто не обратил внимания, если этот человек или химера был ему хорошо знаком. Надо будет спросить у Рольфа. Так, кто ещё? Повар, подполковник Густав Кернс. Врач-специалист по химерам, подполковник Катарина Корнер. Начальник военной полиции этой боевой точки, оберштурмбанфюрер Абелард Теннендорф. Представитель Башни штандартенфюрер Зигфрид фон Фендербах. Кажется, я начинаю ходить по второму кругу. Мотивы, возможности – первого нет ни у кого, второе, вот второе есть сейчас почти у всех, абсолютное алиби только у Хайнриха. И опять же – это может быть кто-то неучтённый. Если поискать, можно придумать мотив каждому. Да уж, пока что никаких дополнительных зацепок.